Андрей Атаманчук

Я закончил Национальную юридическую академию Украины имени Ярослава Мудрого в 1998 году. После окончания приехал в Беларусь, т.к. моя супруга, с которой мы познакомились во время учебы, была из Минска. Первые пять лет я работал в Белорусском Хельсинкском Комитете, а затем работал на фармацевтическом предприятии, дорос там до начальника юридического отдела. При этом я достаточно хорошо был знаком с адвокатской профессией с момента окончания института, так как супруга уже работала адвокатом с 1996 года. В какой-то момент и мне захотелось вырасти в профессиональном плане. Хотя в целом работа в фармкомпании была не такая уж и однообразная - были участия в судах и в Беларуси, и в России, были интересные дела по интеллектуальной собственности, но все равно захотелось немного вырасти в профессиональном плане и стать более независимым, потому что я чувствовал в себе, скажем так, потенциал. Проработав около 15 лет на заводе, я сдал квалификационный экзамен в 2018, стал членом Минской областной коллегии адвокатов и начал деятельность в Смолевичской юридической консультации. Успешно проработал около года в Смолевичах, а потом мне предложили перейти в Минскую областную юридическую консультацию №3 на Красной 18 в Минске, что и было сделано. Мне нравилось заниматься гражданскими делами, там, где есть необходимость пораскинуть мозгами, найти лазейки в законодательстве, как я называю, играть в "юридические шахматы".

Нас обучали грамотные, достойные люди, которые воспитали не одно поколение грамотных достойных юристов. В Беларуси же я столкнулся с тем, что все, что не разрешено, все запрещено. Для меня это было немного дико, я всегда мыслил не по тем шаблонам, которые имеются в Республике Беларусь, к сожалению, даже среди адвокатов.

В 2020 году я начал участвовать по административным делам еще в июне. Уже тогда начались произвольные задержания. Ездил в Могилев для защиты журналистов. Уже то первое постановление в Могилеве меня подкосило. Прекрасно была видна доказательная база, точнее ее отсутствие, но при этом просто ни за что человек получил 15 суток. Это было первым звоночком, что в ближайшее время может быть еще хуже. Потом в августе 2020 года начался вал всех этих административных дел, чем дальше, тем больше. Я думаю, вы помните, насколько государство в лице судебных органов стало систематически нарушать процессуальное законодательство: это опросы в Skype, которые были не предусмотрены на то время ПИКоАП, это засекреченные свидетели и так далее. Бывало, мне задавали вопросы, не считаю ли я, что участие адвокатов в тех процессах было бесполезно. Я считаю, что нет. Благодаря адвокатам административный процесс все-таки не сразу скатился в такую беззаконную яму. Но с каждым днем все больше попиралось законодательство, нарушалось право людей на защиту. По-моему, не было ни одного прецедента, когда бы допускали адвоката на стадии подготовки административного процесса к рассмотрению, к составлению протокола. Адвокатов не допускали к клиентам, почти всегда не было известно какой суд будет рассматривать дело. В связи с этим, полезным адвокатским "изобретением" была электронная рассылка по судам с целью поиска подзащитных. А когда они находились, ты уже бежишь в срочном порядке на заседание. В течение часа-полутора надо было прибыть в суд и успеть ознакомиться с делом. Но там создавались искусственные препятствия в виде запрета на фотографирование административного дела, хотя формально такой запрет и не является нарушением законодательства. Результат по делам был практически всегда предрешен, так как судебная власть показала себя абсолютно зависимой. Была явная заинтересованность в том, чтобы дело все-таки закончилось обвинительным постановлением, даже при отсутствии доказательств, как таковых. Свидетели, понятное дело, были все «липовые» - в масках и под псевдонимами, что делало невозможным их идентификацию.

Также по поводу 2020 года могу сказать, что, если я видел в это время различные петиции и обращения адвокатов, открытые для подписания, и разделял их мнение, то я, конечно, их подписывал.

Поначалу, во всяком случае, из коллектива той консультации, в которой я работал, практически все активно участвовали в таких политически мотивированных делах. Потом постепенно какая-то часть перестала этим заниматься. Что касается отношения к происходящему, то могу сказать, что в консультации было может быть только пару человек, которые высказывались нейтрально и, наверное, один человек, который явно поддерживал политику партии и государства, причем очень явно и очень настойчиво. Остальные прекрасно все понимали и давали объективную оценку событиям.

С Украиной меня связывает очень многое. Во время учебы в Харькове я познакомился с будущей супругой. Она родилась в Херсонской области (в Нововоронцовском районе, который, к счастью, несколько месяцев назад освободили). Там у нее оставалось много родственников. Я родился хоть и в Молдове, но на самой границе с Украиной. На Днестре. Фактически все родственники, друзья, знакомые, жили по другую сторону Днестра, т.е. в Украине. За год до начала войны у меня умерла мать, еще двумя годами ранее отец, и лежат они в украинской земле.

С супругой, с детьми мы каждый год ездили в Украину в отпуск, я ездил постоянно к родителям. Соответственно, когда начались все эти события 24 февраля, это был для меня шок. И я тогда еще подумал, что наверно хорошо, что родители не дожили до этого момента. Они очень переживали события еще 2014 года. В то время они жили под Запорожьем, не было понятно, чем это может закончится, поэтому мы с сестрой перевезли их обратно на родину в Винницкую область, подальше от "русского мира". В общем, это был и шок, и надежда, что у России ничего не получится. Учитывая, что российские войска пошли из Беларуси, я хотел показать всем своим украинским однокашникам, с которыми учился, родственникам, друзьям, что я их поддерживаю, что я на их стороне, поэтому в первый же день я выставил на аватарке украинский флаг, который висит до сих пор в Facebook, делал антивоенные посты, с явной симпатией Украине.

Я бы сказал, что и у всех коллег было такое же, как у меня мнение, за исключением, наверное, одного-двух людей. Я думаю, у многих было такое же состояние, как и у меня - шок. В течение недели все просто не могли полноценно работать, не получалось сосредоточиться.

Ничто не предвещало задержания. Конечно, к адвокатам к тому времени уже были претензии от государства, переаттестации, произвольно лишали права на профессию тех, кто подписывался под петициями, кто просто засветился. Мне почему-то с этими аттестациями повезло, хотя я никогда своих взглядов не скрывал, не знаю почему. Может фамилии перепутали, потому что моя супруга все-таки на такую аттестацию попала. И прошла. Поэтому я не ожидал никаких подвохов в дальнейшем.

30 марта 2022 года мы с супругой сдали отчеты в консультации за март и решили на следующий день остаться дома, заняться домашними делами. В районе 9 утра раздался громкий, бесцеремонный стук в дверь. Я подошел к глазку, увидел, что там толпа непонятных вооруженных людей в масках: "Открывай двери! Ложись на пол!". Я, естественно, открыл дверь. Я понимал, что после известных событий по делу Зельцера как-то геройствовать в данной ситуации нет никакого смысла и необходимости. Я открыл дверь, лег на пол, мне сразу застегнули наручники, показали постановление о проведении обыска. Потом спросили, где телефоны, еще что-то. Меня и супругу посадили на кухне за стол, начали спрашивать, хочу ли я выдать какие-то вещи, связанные с делом. В ответ я стал спрашивать, какие вещи и вообще в чем меня подозревают.

Сам обыск проводился сотрудниками КГБ, они вели себя в целом вежливо, ничего не громили, ничего не рвали. Пять часов искали, а я все это время был в наручниках. Уже через полчаса после начала было видно, что они уже понимали, что впустую тратят время. Единственное, чему они обрадовались, когда зашли в последнюю комнату, и, открыв шуфлядку какой-то тумбочки, обнаружили среди всего украинские флаги, какие-то значки, браслеты. Мой старший сын любитель всякой символики, особенно украинской. Мы с ним на Майдане в Киеве это раньше покупали и официально привезли через границу. При этом никто не считал это чем-то запрещенным. Они очень обрадовались находке, стали спрашивать: "А что это?". Я так и ответил: "Украинская символика". На холодильнике магнитики были, которые еще в "Криївке" во Львове покупали, с Бандерой. Лет 10 назад. Нашли туалетную бумагу с портретом путина и тоже почему-то очень обрадовались. Кстати все это они затем украли. Украли даже магнитик, который нам в Белгороде подарили. Посвящен Прохоровке. Сперли магнитик с Сорокской крепостью в Молдове, с моей родины. Увидели там портрет Штефана чел Маре (примечание: Штефан III Великий – господарь Молдавского княжества) и решили, что это тоже какой-то националист-экстремист. И вот под конец, учитывая, что ничего запрещенного обнаружено не было, они уцепились за эту украинскую символику, разложили ее на диване и предложили нам с супругой дать пояснения, как вот эти известные покаянные видео. Спросили, что значит написанное на символике "Слава Украине!", я в ответ спросил, какое слово им непонятно, первое или второе. На этом, в общем-то, съемка и закончилась. Потом нас с супругой вывели из дома. Уже на улице я понял масштаб "операции". Стояло два микроавтобуса, легковая машина. Там этих ОМОНовцев было штук 6 наверно или 7. На видео они видны. Они ж впоследствии это на желтых сливах своих разместили - как в дом забегали, как символику обнаружили. Какой-то детский пластмассовый ножик выложили на видео для убедительности. И самое главное, книгу «Маус» Арта Шпигельмана о Холокосте, которую они по малограмотности восприняли как фашистскую. Смех и грех. В ходе обыска изъяли еще телефон и жесткий диск, где содержалась исключительно адвокатская тайна, но кому это было интересно. В общем, вытащили нас с супругой, сказали, что поедем с ними, нас надо еще опросить-допросить. Поехали мы в управление КГБ по Минской области. Допрашивали там, были какие-то странные вопросы. Но вопросы в основном касались как раз Украины. Даже я бы не сказал, что связано как-то с адвокатской деятельностью. Т.е. они явно знали, что едут к адвокату, но именно все это было связано с Украиной, какого-то особого акцента на нашей профессиональной деятельности не было. Супруге тоже пытались вопросы про Украину задавать. Про родственников. Но у нас с ней в этих вопросах мнение одно. Она спорила с ними даже. Сначала допросили меня, а супруга сидела в соседней комнате.

Спрашивали по митингам и шествиям 2020 года, участвовал, не участвовал. Поначалу у меня был шок, но спустя час уже как-то пришел в себя, отвечал, даже где-то с шутками. Составили протокол допроса, причем мне даже пришлось садиться за компьютер этого товарища капитана Бодрова и исправлять грамматические ошибки. Если по поводу позиции сотрудников КГБ о войне говорить, то одна фраза от них все же прозвучала, мол, "нам и Александру Григорьевичу так тяжело, мы между двух огней, тут давит и Россия, а мы ж все-таки независимые, и мы не хотим". Хотя было видно, что там люди, не то чтобы ненавидят Украину, но точно поддерживают Россию.

После допроса мне сказали, что нужно будет еще подъехать в Минское РУВД, опознать на видео то ли себя, то ли кого-то. Посадили в машину, поехали в Боровляны. Там мне сказали подождать, сдали меня какому-то товарищу дежурному, а это было уже 8-9 вечера. Поднялись на второй этаж, гбшники сказали, что ко мне у них претензий нету, что я им не интересен, хотя и проронили фразу "Ваше руководство Вами недовольно". Я спросил какое руководство, а они ответили "Ну Ваше, адвокатское". Кого он имел в виду, Швакова или Терешкова, не знаю, честно говоря.

Я в Боровляны часто по 46-м ездил (примечание – ст. 46 Уголовно-процессуального кодекса регулирует вопросы предоставления подозреваемым и обвиняемым адвоката за счет бюджета), и вот оказался там уже не как адвокат, а как клиент. Первая фраза, которую мне сказали, когда я зашел в кабинет, "Снимай шнурки, ты домой уже сегодня не поедешь". Я спросил почему. "А потому что мы на тебя сейчас протокол составим". Я спросил какой, а он ответил "А какой-нибудь. Сейчас составлю, увидишь". В итоге ранее мне не знакомый сотрудник Шиенок составил протокол о том, что я оказывал неповиновение сотруднику милиции. Я спросил: "А какому сотруднику?". Он говорит "Мне". Я говорю "А когда?". Он отвечает, что в 16:38 или что-то такое, по месту проживания. А говорю, а ничего, что в 16:40 я подписал протокол допроса своей рукой в КГБ. А он сказал, что ему все равно. В милиции сотрудники абсолютно даже не пытались со мной как-то общаться, им, как они выразились, "смежники" сказали по телефону составить протокол, чтобы меня задержать, а дальше выдумывайте, что хотите. Хотите хулиганство, хотите неповиновение, хотите еще чего-то. Поэтому они просто выполняли указание, и даже никакой речи не было о событиях до протокола в этот день. Это было абсолютно подготовлено: надо было составить протокол, оформить административный материал и задержать меня до суда. Они, как я говорил, знали, что я адвокат, но этот мой статус никак не комментировали. Потом они даже дали мне пообщаться с супругой, которую тоже зачем-то привезли туда. Может разговоры им в ходе обыска не понравились, а может просто посчитали удачным начать репрессии именно с нас: тоже адвокат, тоже фамилия на букву А, украинское образование, украинские корни, позиция четкая и понятная, поэтому мы были идеальными фигурами для всех этих действий. У меня до сих пор есть ощущение, что новый виток репрессий в отношении адвокатов они начали именно с нас. Как потом выяснилось, у супруги тоже забрали телефон, и в отношении нее тоже составили протокол за неповиновение, в то же время, в том же месте, хотя мы оба находились в КГБ. Я знал, что ее задерживать не будут, потому что у нас несовершеннолетний сын, поэтому я смог ей даже отдать карточки свои, пин-коды продиктовать. После этого меня поместили в так называемый стакан на первом этаже и сказали, что отвезут в изолятор, как только будет машина. В итоге я всю ночь провел в стакане, оставался там один дежурный.

Только под утро приехала машина, и меня отвезли в ИВС Минского РУВД. Со мной еще какой-то пьяный дебошир был, нас вдвоем привезли. Тоже было необычное ощущение, как туда попасть уже не как адвокат, а как задержанный. Сказали принимать двух, один "бытовой", а другой "политический". Помню, я еще спросил, почему это я "политический". Затем был досмотр, все вещи пересчитали еще раз. В ИВС меня поместили в камеру, где не было "политических". Сначала было пять человек в четырехместной камере, но потом отпустили нескольких, и я в общем-то остался вдвоем с еще с одним парнем. В камере были матрасы, но лучше бы их наверно не было, учитывая, в каком они были состоянии. Это была первая камера, потом было еще две. Вечером провели у меня суд по скайпу. Супруга наняла мне адвоката, спасибо ей большое. Она предоставила в суд документы, что я в это время находился вообще в КГБ, и копию протокола обыска, и все остальное.

Я объяснял ему, что мне нет никакого смысла врать. Он спрашивал, признаю ли я свою вину, я говорил, как я могу признать, если я в другом месте находился, о чем представлены доказательства. «Свидетель», он же лицо, составившее протокол, был со мной в одной комнате, сначала сидел все слушал, а потом появился в кадре. Повторил заученное и не смог ответить ни на один вопрос. Но было понятно, что никого это не интересует, и, наверно, минут через 40 мне влепили 15 суток. Я заметил, кстати, что хоть был уже и вечер, но как-то уж было очень много народу в ИВС, какие-то сотрудники ходили туда-сюда. У меня сложилось впечатление, что если отправят дело на доработку, то эти люди готовы составить какой-то другой протокол. Было ощущение, что всеми правдами-неправдами кому-то было надо, чтобы я там остался. Мне показалось, что конвоиры прямо вздохнули с облегчением, что все-таки дали 15 суток, и не надо больше ничего делать. После этого меня отправили обратно в первую камеру, и там я был в пятницу, субботу, воскресенье, а в понедельник мне сказали выходить с вещами на выход. В душ меня не водили, однако, в камере я как-то смог помыться с помощью нескольких бутылок с водой, которые нагревались на батарее. В понедельник перевели меня в другую камеру, там было уже человек 8. Эта камера, видимо, уже была уже политическая. Ходили слухи, что ранее в этой камере были задержанные из Новой Боровой после референдума. Камера не была переполненная, иногда только в нее, часто по ночам, добавляли людей в нетрезвом состоянии, которых утром после суда отпускали. Их называли "чайки", потому что прилетят, нагадят и обратно улетят.

Как я уже после понял, никаких обоснованных претензий ко мне быть не могло. Только нашли в телефоне какой-то репост с Хартии. Я сына на Новый год поздравил, отправил какую-то картинку с Хартии, там был логотип. В общем, за дня два-три до окончания срока пришел еще один товарищ в погонах и сказал "Андрей Николаевич, мне, конечно, очень неприятно, но мы вынуждены составить на Вас еще один протокол". Я спросил, на этот раз за что. Показал скрин, спросил с моего ли "Вайбера", я сказал, что с моего. Составили протокол, на следующий день был суд за этот репост сыну. Судья был Игликов. И первый, и второй судья меня знали по процессам, у обоих я участвовал в в качестве адвоката. Я объяснял, что у меня в телефоне материалы, составляющие адвокатскую тайну. В итоге мне дали еще 15 суток, а телефон Игликов все-таки конфисковал, таким образом, "благословив" распространение сведений, составляющих адвокатскую тайну случайным людям.

Самые неприятные вещи в ИВС – это отсутствие понимания какое сейчас время, так как часы были не положены, и неизвестность. Это когда открывается дверь, называется твоя фамилия, и говорят "на выход". Но ты не знаешь, куда и зачем на выход. Даже когда меня вызвали для составления второго протокола, первая мысль была, что сейчас могут вручить постановление о возбуждении какого-нибудь уголовного дела. Но когда стало понятно, что это только протокол по административному правонарушению, я даже с облегчением вздохнул. Было достаточно страшно, потому что было понятно, что по полному беспределу дали первые 15 суток, поэтому могут дальше все что угодно придумать.

Когда дали второй раз сутки, вернули сначала в ту же камеру, а через пару дней перевели в другую - двухместную. Сокамерником у меня был эксперт из ГКСЭ, который кому-то что-то репостнул по поводу того, как в России за сахаром в очереди стоят. У него провели обыск, и показательно провели в наручниках через все Минское РУВД. В политической камере, кстати, практиковали постоянные подъемы среди ночи для переклички, два раза за ночь, свет никогда не выключали и уже не было никаких матрасов. В новой камере, после второго ареста было уже холоднее, но, к счастью, была у меня куртка такая, на размер больше. Ей было очень хорошо накрываться, но надо было выбирать или ее внизу класть на голые доски, либо лежать на досках и накрываться курткой. Я выбрал накрываться, так было теплее. Но вообще я с ужасом думал, что если отключат отопление, будет очень плохо, потому что была крайняя к внешней стене камера, она плохо очень прогревалась.

Также каждое утро обыскивали камеру. При этом, в политической камере книги были запрещены. Пока я был в неполитической камере я успел перечитать книгу Ремарка "Время жить, время умирать". После первого перевода книг больше не было, взять с собой новую книгу в другую камере мне не позволили, так и объяснили: "Ты уже политический, тебе книги не положены, карандаши не положены, бумага не положена". У нас какое-то время был карандаш, но однажды при обыске его все-таки нашли и отобрали. Вообще среди сокамерников были сидевшие за самые разные "политические" дела: у кого-то был, как у меня, украинский флаг на аватарке, у кого-то бело-красно-белый, кто-то за репост тоже посадили. Один пожилой мужчина был, ему было явно за 70, получил 28 суток за то, что то ли приклеил, то ли подобрал и повторно приклеил какую-то наклейку "Нет войне". Был парень, у которого на машине нашли наклейку с "Погоней", а машина при этом уже полгода стояла на где-то в другом дворе, он к ней и не подходил, ему так и сказали, что надо было следить. Ему тоже дали вроде 10 суток. К счастью, к середине срока я уже обжился необходимыми вещами – пластиковой чашкой, тарелкой, солью, сахаром, чаем, кофе, которые я оставил сокамерникам после выхода.

Самыми мрачными были последние часы, потому что я понимал, что в отношении меня могут что-то новое придумать. В последний день утром при очередном обыске камеры у меня был разговор с начальником ИВС. В ходе него он сказал, что липовые протоколы составлять точно не будет, но что со мной будет, когда я выйду из ИВС, он не знает. В итоге, во второй половине дня я собрал свои вещи и благополучно вышел. Оглядывался, конечно, по сторонам, но там было пусто. Затем я увидел встречающую жену.

В ходе ареста я сделал вывод, что причиной всех репрессий была как профессиональная деятельность, так и проукраинская позиция. Но я до сих пор не знаю, что именно послужило поводом. Хотя меня незадолго до этого предостерегали коллеги, что нужно быть аккуратнее, так как кругом много "стукачей".

Коллеги вообще практически никак не продемонстрировали свое отношение к моей истории, может за исключением пары человек. Остальные вообще делали вид, что ничего не происходит. К сожалению, после выхода из ИВС мне и моей семье нужна была помощь как психологическая, так и финансовая, так как супруге, оказывается, по липовому протоколу влепили максимальный штраф в размере 100 базовых, что составляло более 1000 евро. Помогли как бывшие клиенты, так и соседи по поселку, за что им всем огромное спасибо. Адвокаты, с которыми я работал, за исключением одного-двух человек, даже не «хрюкнули».

Из «руководителей» ни с кем даже разговора не было. Как оказалось, они очень спешили от меня избавиться. Потом мне стало известно, что Терешков срочно требовал в суде мои административные дела, затем секретарь слала мне копии постановлений по вайберу, зная, что телефон с симкартой был конфискован. В общем, процесс моего изгнания происходил в ускоренном порядке и занял 10 дней. При этом, когда вынесли постановление об исключении меня из состава Минской областной коллегии, в шапке написали, что они рассмотрели дисциплинарное производство в отношении Комиссарова Андрея Геннадьевича, а решили исключить Атаманчука Андрея Николаевича. Так спешили. Ну и помимо всего меня еще заставили оплатить взносы в коллегию за тот месяц, когда я сидел.

Я понимал, что мне уже в Беларуси делать нечего, все равно меня права на профессию лишили с волчьим билетом. По супруге они долго еще решали, наверно только в августе ее окончательно лишили лицензии. Но вообще вопрос об отъезде встал еще в момент обыска. Я говорил еще тогда сотрудникам КГБ: "Ну и чего Вы добились, еще одна семья, не каких-то там пьяниц, тунеядцев. Мы вот возьмем и уедем отсюда из Беларуси, ну кому от этого легче будет". Они, помню, так удивились, куда мы можем уехать. Но я им и сказал, что я пришлый, я сам приехал, у меня гражданство приобретенное. Они не могли понять, что есть люди, которые приехали, у которых родственники и малая родина в другом месте. Для них это было непонятно. Для них – это все сидят на привязи и никуда не могут уехать. Когда мы уехали, была полная неопределенность. К сожалению, в Украину мы поехать не могли по известным причинам. Однако, надо сказать огромное спасибо литовцам. На начальном этапе нам очень помогали, причем совершенно незнакомые люди, у которых мы поначалу остановились. Потом мы уже смогли снять себе жилье, обустроиться. Нашли занятие, сын пошел в школу. В целом отъезд пошел на пользу всей семье. Вернемся ли мы обратно, очень зависит от того, как долго нужно будет ждать перемен. Если перемены будут в ближайшее время, то однозначно. Но на мой взгляд все сейчас зависит от того, как скоро Украина победит.